В опубликованной 24 июля 1997 года в "Правде Севера" статье "Арестованная книга" ее авторы С. Косухкин и Е. Тропичева рассказали об истории изъятия в 1907 году из продажи по цензурным мотивам сборника стихотворений, принадлежавших перу бывшего учителя архангелогородца Н. К. Пономарева-Северянина. Сообщив о его злоключениях, Семен Яковлевич и Елена Ивановна писали: "Как же сложилась дальнейшая судьба Николая Калинниковича Пономарева-Северянина? К сожалению, об этом мы почти ничего не можем рассказать. В документах архива след его на тех годах оборвался, мы не смогли найти людей, знавших его. А тому, что творческая биография его не прервалась, есть свидетельство: в краеведческом каталоге библиотеки (областной научной им. Добролюбова.- М. Л.) названы еще три книги Николая Северянина, изданные позднее. И мы обращаемся к читателям газеты: откликнитесь, если вы что-нибудь знаете об авторе "арестованной книги".
Так случилось, что лишь только сейчас, то есть с большим опозданием, я могу откликнуться на просьбу, ибо совсем недавно мне в руки попало архивное дело о судьбе одной из книг, названных в каталоге, но отсутствующих в библиотеке. В эту книгу, точнее тонкую книжку, изданную в последние дни существования режима, с которым Николай Пономарев-Северянин в силу своих способностей боролся, включены два рассказа: "Странички из Колькиной жизни" и "Хроменький и Васютка". Но прежде чем изложить их содержание, процитирую текст одного служебного документа:
"1917 года февраля 24 дня Начальник Архангельского Сыскного Отделения Васильев записал в настоящий протокол следующее: сего числа вследствие предписания Архангельского Полицмейстера совместно со своим помощником Локтевым прибыли на квартиру проживающего по Псковскому проспекту в доме Головина частного поверенного Николая Калинниковича Пономарева, которому предъявлено было требование о выдаче отпечатанного в типографии наследников Заворохина издания "Рассказы", на что Пономарев заявил, что из числа отпечатанного тиража у него имеется одно издание, каковое и представил. После этого в квартире Пономарева был проведен обыск. Пономарев заявил, что оригинал издания находится у военного цензора Бидо..."
Из текста другого протокола явствует, что начальник сыскного отделения вместе с пятью полицейскими чинами сразу же после обыска поспешил в упомянутую типографию, находившуюся на том же проспекте. Предъявив постановление архангельского губернатора о наложении ареста на издание, Васильев конфисковал весь тираж - тысячу экземпляров, а затем приказал своим подчиненным разобрать на его глазах типографский набор.
Днем же ранее цензор Бидо и заведующий типографиями губернии Баев секретными рапортами донесли губернатору, начальнику губернского жандармского управления и полицмейстеру о "напечатании в типографии наследников Заворохина неповременного издания Н. К. Пономарева-Северянина "Рассказы. Странички из Колькиной жизни. Хроменький и Васютка", содержание коих несомненно надлежит признать преступным".
А 26 февраля, то есть задним числом, Архангельский окружной суд санкционировал арест тиража и его, за исключением нескольких необходимых для следствия экземпляров, уничтожение. Другим решением суд дал согласие на привлечение Николая Пономарева к уголовной ответственности.
Спрашивается, что же так испугало власти предержащие, что заставило их так оперативно действовать, чего они боялись и почему лишили архангелогородцев возможности ознакомиться с произведениями местного автора? Ответ на эти вопросы, безусловно, надо искать в содержании рассказов, сюжеты которых незатейливы. Так, в первом автор пишет, как няня преподносит ребенку азы религии, правда, весьма своеобразно: "Кольке исполнилось семь лет. Старушка, няня его, стала знакомить мальчика с жизнью неба. И разговоры о Боженьке, о серебристо-крылатых ангелочках, о крошечных малютках херувимчиках, о темной силе дьявольской завладели душой впечатлительного ребенка..."
Вскоре вслед за этим, в общем-то, безобидным пассажем следует совсем иной: "Всякой нечисти поганой в аду достаточно. Всего тяжелее, Николушка, мучения народным угнетателям да шпионам-доносчикам. Поджаривают их черти на огне адовом, клещами страшными выдирают их уста, зло на земле плодившие, садят их на железный раскаленный кол, и вой их жалобный с утра до поздней ноченьки разносится. А народу в аду, Николенька, несметное количество. Идут они с земли длинной непрерывной вереницею. Гонят их, как стадо овец, черти, подхлестывая железными прутиками. Много людей в аду, страшно много: есть цари безбожные, есть воеводы храбрые, есть дворяне избалованные, есть архиереи, купцы да попы пузатые, мало только бедных людей, а все почти знатные и богатые..."
Думаю, нетрудно догадаться, как реагировали, прочтя данный абзац, те, кто подразумевался под упомянутыми "народными угнетателями": губернатор, жандармы, полицейские, члены окружного суда.
Столь же легко представить, какой гнев вызвали бы эти строки у других, в них перечисленных. И, наоборот, с каким одобрением или иронией прочли бы рассказ относящиеся к неимущим сословиям.
Не мог не возмутить блюстителей существующего строя, а многих читателей наверняка позабавил бы и факт оскорбления царствующего государя императора и его предков, выразившийся в зачислении в ад "царей безбожных". А этого факта тогда было более чем достаточно для возбуждения уголовного дела.
Содержание второго рассказа является не столь вызывающим, скорее, крайне грустным. Его сюжет таков. Недавно пришедший с войны солдат-инвалид вместе с сыном Васюткой и подобранной ими собачкой Жучкой в холодный и дождливый осенний вечер возвращаются после сбора милостыни в свою лачугу. Одетый в лохмотья мальчик, "тоненький, как тростиночка", детство которого прошло "в грязных подвалах на окраине города, где зловоние согнало с лица здоровый румянец", поскользнувшись, падает в лужу. Ночью простывший Васютка заболевает, отец ковыляет к врачу, но "господин в золотом пенсне", видя перед собой хромого калеку, не имеющего средств заплатить, отказывает в помощи. Мальчик умирает, а на следующий день заканчивает свой земной путь и его убитый горем отец. За их гробами плетется лишь одна живая душа - воющая Жучка.
Во всем рассказе можно найти, пожалуй, один прямой выпад: инвалид говорит, что в то время, когда он "в сражениях был, ногу отрезали, кровососы ордена получали". Однако, скорее всего, власти испугались не этой фразы, а тех "неправильных" мыслей и эмоций, которые бы появились у читателей, когда их тягостное впечатление от частной, малой, но страшной несправедливости - трагичной кончины униженных и обездоленных - лишь обострило бы осознание огромной, вопиющей и очевидной для большинства несправедливости социального устройства общества. Тем более что это впечатление усиливалось мрачной картиной предреволюционного Архангельска: "Сырая мгла, насыщенная зловонием от грязных улиц, словно покрывалом, укутывала угрюмый город..."
В этой связи смею предположить, что не только оскорбление августейших особ и зачисление всех богатых и сильных мира сего в ад, но и читавшийся между строк протест против "мглы" и "зловония" царизма побудил расправиться с книжкой. Однако не с одной ней - 28 февраля, ознакомившись с оригиналом, начальник губернского жандармского управления полковник Кормилев распорядился задержать автора. Но этот приказ шефа политической полиции, видимо, оказался последним, ибо совсем скоро пришла пора арестовывать его самого - в России рухнуло самодержавие.
В первые послереволюционные дни были арестованы или лишились постов представители многих ветвей власти, и лишь прокурорские и судебные чиновники оставались на своих местах - им предстояло срочно пересмотреть или отменить их же недавние решения. Именно так вынужден был поступить губернский прокурор Некраш, который 7 марта 1917 года просил окружной суд свое прежнее предложение о начале уголовного преследования Пономарева "оставить без исполнения". Вскоре и суд дал задний ход: "Арест, наложенный на неповременное издание "Рассказы. Странички из Колькиной жизни. Хроменький и Васютка", снять".
Обложка единственного сохранившегося до наших дней
экземпляра книжки
Однако из-под ареста уже почти нечего было освобождать - лишь только десять экземпляров, оставшихся от тысячного сожженного тиража. Это обстоятельство и объясняет тот факт, что даже в краеведческом отделе областной библиотеки нет данной книжки Николая Калинниковича Пономарева-Северянина. Что же касается его самого, то надеюсь, что дальнейшие архивные поиски позволят узнать о его судьбе еще много интересного.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья была опубликована в газете "Правда Севера" 14.08.2004 г.